|
|
Бизнес-портал КузбассаНовости, обзоры, рынки, аналитика,
|
|
|
|
|
| об изданииархив номеров еженедельникарекламаподпискаобратная связьчитатели о насфотогалереяАвант-ПЕРСОНАДоброе дело |  |
Новости компаний[25 апреля] Жители России стали активнее пользоваться маркетплейсами
Издательская группа «Авант»
Областной экономический еженедельник «Авант-ПАРТНЕР» |
Областной экономический еженедельник «Авант-ПАРТНЕР» № 21 от 05.09.2012
Академик Михаил Гаспаров однажды удивился: надо же, город Козельск семьсот лет празднует свое падение перед татарами. А нечего удивляться: почти все священные даты нашей истории – память о чудесных спасениях, когда враг уже, казалось бы, добрался до самого сердца родной земли и расположился там праздновать победу, ан мы всё-таки извернулись и скинули супостата. В нынешнем году мы отмечаем две такие годовщины – юбилеи 1612 и 1812 годов. Оба раза поляки и французы, заняли без особого сопротивления нашу первопрестольную столицу. Оба раза военное начальство и правящий класс оказали себя самым плачевным образом. Оба раза с захватчиками расправился народ, который разозлился по-настоящему.
Да и другие наши священные даты какие-то двусмысленные. Куликовская битва – легендарный образ доблести и геройства, но школьная история умалчивает, что через пару лет после неё ордынский хан Тохтамыш захватил и сжёг Москву, а Дмитрий Донской вынужден был из своей столицы бежать. Полтавская битва дело замечательное, но и после неё шведы еще долго сопротивлялись, при поддержке всей Европы, и к миру их удалось принудить только через двенадцать лет. И не то чтобы у русского оружия не было громких побед – в континентальной Европе трудно найти столицу, которой не брали бы с бою русские войска, в один только Берлин они входили три раза. А турок, не последнюю когда-то мировую державу, били столько раз, что и сосчитать трудно. Но праздновать мы почему-то предпочитаем всё-таки чудесные избавления после сокрушительных поражений. Что касается Бородинской битвы – французы до сих пор полагают, что они в ней победили. Наполеон, дескать, вообще не проигрывал сражений до самого Ватерлоо, а русская его кампания не удалась только потому, что вмешался генерал Мороз. По-своему они правы: потерь у нас на Бородинском поле было больше, чем у неприятеля, и столицу свою после этого сражения мы отдали ему на разграбление. Другое дело, что русская армия и после Бородина сохранила боеспособность, а французы после месячного сидения на московском пепелище ее утратили. Впрочем, история первой Отечественной войны вообще полна парадоксов. Главнокомандующий Барклай-де-Толли всячески уклонялся от генерального сражения, и теперь все согласны, что он был абсолютно прав. Главнокомандующий Кутузов дал генеральное сражение, положил при Бородине несколько десятков тысяч, никаких видимых преимуществ не добился и вернулся к тактике Барклая. Но лавры победителя достались Кутузову. Зима в 1812 году и впрямь была ранняя и суровая, но армия Наполеона более всего страдала не от холода, а от непривычной пищи. От дизентерии во французском войске было больше потерь, чем от боевых действий русских или от обморожений. Русские офицеры поначалу намеревались воевать по всем правилам хорошего тона, предусматривающим определенную галантность по отношению к противнику. Но казаки и кочевники-башкирцы, их которых набрали несколько конных полков, знать не хотели никаких правил: воевали как привыкли, на азиатский манер. А от наших партизан подчас перепадало и самим русским офицерам – мундиры их мужики не отличали от французских, а по-русски наши дворяне говорили плохо. Знаменитому гусару-партизану Денису Давыдову, чтобы сойти за своего, пришлось отпустить окладистую бороду, нарядиться в армяк и повесить на грудь икону. Между тем Наполеон намеревался прийти в Россию как освободитель – в частности, уничтожить крепостное состояние крестьян. Но цивилизованные французы, столкнувшись с небывалой враждебностью населения (так негостеприимно их встретили ещё разве что в Испании), очень скоро сами совершенно остервенели – гадили в церквах, вешали священников, а мужиков и вовсе не считали за людей. А вот когда косматые русские казаки в 1814 году вошли в Париж, эксцессов почти не было, только упомянутый Денис Давыдов собственноручно высек на площади какого-то немецкого майора. Русские даже обогатили французскую гастрономическую сферу новым понятием: парижские забегаловки стали именоваться «бистро». (После этого даже смешно слушать о революции, которую якобы произвел в мировой кулинарии «Макдональдс»). И тем не менее французские рестораторы и модистки, певички и гувернеры и после этой войны преспокойно продолжали делать в России свой бизнес. А вот русских в Европе до сих пор боятся – это и есть главное всемирно-историческое последствие 1812 года. И напоследок о правителях. Вячеслав Пьецух пишет: «Наполеон Бонапарт был как раз из той категории деятелей, для которой жизнь человеческая – это плюнуть и растереть. Вроде бы французский дворянин, хотя и темного итальянского происхождения, не совсем твердо выговаривавший по-французски, представитель просвещенной нации, соотечественник Мольеру и наследник идей энциклопедистов, а на поверку вышло, что обыкновенный варвар и злодей вроде Алариха, разорившего вечный Рим. Как же не варвар и не злодей, если он дотла сжег Москву вместе со знаменитой библиотекой Ивана Грозного, тоннами вывозил наши серебряные ложки и церковную утварь, пробовал взорвать Кремль, первым взял манеру подводить под экономику противника фальшивые миллионы, велел спилить крест с колокольни Ивана Великого и очень был раздасадован, когда оказалось, что крест-то был отлит из обыкновенного чугуна». И тем не менее этого прототипа Шуры Балаганова французы до сих пор почитают великим человеком – гордятся им как монголы Чингисханом. И в глазах всего мира он по-прежнему окружен романтическим ореолом. Русский царь Александр I, напротив, вёл себя как джентльмен, никаких выгод из своего положения победителя извлечь не пытался, а все влияние употребил на то, чтобы установить в Европе «вечный мир», всё какие-то конвенции подписывал. Пушкин назвал его «властитель слабый и лукавый, плешивый щеголь, враг труда, нечаянно пригретый славой»; меня всегда занимало – какого это труда был врагом Александр Павлович? Вернее всего, он был человек несчастный. В молодости оказался без малого отцеубийцей – и так и не сумел примириться с собственной совестью. Отсюда его дешевый мистицизм и показная набожность (породившие легенду о старце Федоре Кузьмиче), а также неуместное во внешней политике джентльменство. В результате в Европе царя Александра, как-никак победителя Наполеона, плохо помнят, а на родине – почти не почитают. И поделом: нечего хлопотать о поляках, финнах и французах больше, чем о соотечественниках. Вообще, чем меньше мы заботимся о том, чтобы нас в Европе уважали, тем больше нас там уважают. И тем меньше боятся – политика без лишней морали европейцам по крайней мере понятна. И то сказать, простодушный громила Балаганов всё-таки куда более симпатичный персонаж, чем набожный и плаксивый Козлевич. А впрочем, у нас даже и Балаганов однажды попытался организовать Сухаревскую конвенцию среди «детей лейтенанта Шмидта». Ничего не поделаешь, такой мы загадочный народ, шагу не ступим без всемирно-исторической миссии. Юрий Юдин
|
Деловые новости[25 апреля] Банкротство «Заречья» завершилось мировым соглашением
Рынки/отраслиПоиск по сайту |
 |
|
© Бизнес-портал Кузбасса
Все права защищены
|
Идея проекта, информация об авторах
|
| Разработка сайта ‛ Студия Михаила Христосенко |
