|
|
Бизнес-портал КузбассаНовости, обзоры, рынки, аналитика,
|
|
|
|
|
| об изданииархив номеров еженедельникарекламаподпискаобратная связьчитатели о насфотогалереяАвант-ПЕРСОНАДоброе дело |  |
Новости компаний[3 мая] В Кузбассе женщины активно вовлекаются в управление компаниями
Издательская группа «Авант»
Областной экономический еженедельник «Авант-ПАРТНЕР» |
Областной экономический еженедельник «Авант-ПАРТНЕР» № 21 от 23.08.2011
 Не только любителям кино стоит вчитаться в книгу «Андрей Тарковский», вышедшую в молодогвардейской серии ЖЗЛ.
Это не биография в привычном значении слова, а скорее увлекательное исследование известного киноведа Виктора Филимонова, предпославшего книге подзаголовок «Сны и явь о доме», который, как проясняется из содержания, стал основой данной работы автора.
Дом для режиссера — возможность спасения на земле от неизбежного физического ухода человека. Ну а сны, причудливые и мистические, яркие и до дрожи близкие к реальности сопровождали Тарковского в течение всей его жизни от младенчества до смерти изза страшной болезни и отражались в каждом из фильмов. Эти две магистральные темы — главные для исследователя.
В книге три части, в каждой из которых по три главы, не считая «Преддверия» и «Памятника. Эпилога». Есть ли чтото шифрованное за этими цифрами?.. Первая часть: детство и взросление до создания первой полнометражной картины «Иваново детство», прославившей режиссёра и сформировавшей гения мирового кино. Начало искусства Тарковского — хрущёвская оттепель, явившая возможность для появления в культуре целой когорты молодых талантов. Тарковскому удалось проскочить с первым фильмом в приоткрывшуюся щель, просуществовавшую короткий временной отрезок.
Обрушившаяся слава оказалась заслуженной: с «Иванова детства» имя Андрея Тарковского оказалось вписанным золотыми буквами в историю мирового кинематографа
Вторая часть работы Филимонова о создании трёх прославленных кинофильмов: «Андрей Рублев», «Солярис», «Зеркало».
Третья — «Сталкер», «Ностальгия», «Жертвоприношение».
Семь фильмов, семь шедевров! Существует, на мой взгляд, миф, будто Тарковский вызвал дух Пастернака и спросил, о количестве фильмов, которые удастся снять. Дух поэта назвал за спиритическим столом цифру «семь». На реплику вопрошавшего, что, дескать, так мало, дух гения литературы ответствовал: «Зато каких!»
Как и всех великих мифология сопровождала Андрея Тарковского при жизни, после смерти — пышно цвела.
Хорошо помню мальчишеские впечатления от «Иванова детства» в сельском киноклубе, куда зрителей, изнывавших от жары и пота, набилось под завязку. Конечно, многого пацанва не смогла понять, чтото после разъяснили учителя в школе, имя же создателя уже тогда врезалось в память, несмотря на то, что для детского возраста авторы и фильмов, и читаемых книг всегда уходили за периферию внимания.
Уже во взрослом состоянии был малый зал знаменитого кемеровского кинотеатра «Москва» — просмотр «Зеркала» Тарковского. Зальчик работал для интересующихся только в вечернее время, билеты приходилось добывать загодя, свободных мест не было. Но к концу сеанса осталось из человек 70ти всегото пяток зрителей, у двух — на глазах слезы, остальные досидели, потому что «надо было до конца досмотреть». Как рассказывали, примерно с такими же результатами заканчивалась каждая демонстрация. Не было понимания самым массовым советским кинозрителем сложного языка режиссера Тарковского. Какаято часть восхищалась, но, несмотря на насаждение культа режиссера близкими к нему людьми, его гениальность массой не осознавалась. Зритель должен был созреть до понимания режиссерских тайн и мыслей гения.
А вот в «Рублеве» — прозрачнейшем из фильмов — пугала, по словам автора книги, «непреодолимая катастрофичность человеческого бытия, его балансирование на тонкой грани между жизнью и смертью». Всё, сделанное мастером, было без учета и намека на преобладающую на данный момент идеологию. У Тарковского в кадре, не только в «Рублеве», а и в остальных фильмах, под спудом благополучия шевелится хаос страшный и непреодолимый: бодрящейся советской системе подобное, конечно, представлялось враждебным. Но ведь ещё и главный герой, иконописецгений Рублев — святой. По Тарковскому, художник есть единственный носитель света, восприемник божественного начала. Но при этом творец красоты одинок и почти раздавлен этой своей миссией. Как и сам режиссер.
В предпоследнем фильме «Ностальгия», снимаемом уже вне Отечества, режиссер приходит к выводу о мессианской роли художника. Тарковский выносил гамлетовскую мысль («вправить суставы вывихнутого века») и реализовал её наглядно в изображении на кинопленке, исправляя несовершенную реальную жизнь с помощью своего искусства.
Титан искусства прошел через искус и пытку одиночеством, оставленностью, подготовил неуклонный путь к своей личной Голгофе и пережил личный Апокалипсис, проторил личную дорогу между грехом и святостью к бессмертию.
Его искусство превратилось для него в самую настоящую религию, что, в свой черед, привело создателя к вере в Бога и, в какойто степени, к мыслям о вине человека и народа в своем несовершенстве, ибо катастрофа, в конце концов, гнездится в человеке и обществе. А в этом тоже была опасность для властей предержащих. Вот поэтомуто и свирепствовала цензура — так позднее назовут то, что вязло патокой на творчестве гения, тормозя, разрушая нервную систему, да и приближая физический конец.
Тарковский много и понастоящему думает, читает, черпает у философов, у того же Достоевского, формулирует для себя «…нравственное содержание божественного начала, воплощенного в любви».
Уже сказано, что автор книги конкретизирует понятие дома, как основополагающее в жизнеописании Андрея Тарковского. Этот дом, в первую очередь, духовный, но и место физического обитания. С духовным, в конце концов, более, менее ясно: всё оканчивается исчезновением тела из мира сего, а дух остается, соединяясь с божественным. Однако для такого свершения нужна ещё и личная искупающая жертва. В последнем фильме «Жертвоприношение» режиссер высказался довольно мрачно в том смысле, что человек рождается для несчастья, именно тебе, конкретному homo sapiens, часто недоступен смысл подступающего твоего небытия. Тем самым круг замыкается; диалог (а фильмы — это дневник, как инструмент такого диалога) с небытием возможен, ответ в жажде спасения находим, духовное спасение существует.
Однако физического спасения нет! И реальный дом для русского недостижим, он — иллюзия, к которой, со всем пылом, стремишься, но воссоединения с домом не достичь. Это как приговор советскому времени: ведь именно в это время творят сокурсники Тарковского Василий Шукшин и Андрей МихалковКончаловский, которые приходят собственными путями точно к такому же выводу в своих фильмах.
Тем не менее, автор «Андрея Тарковского», хотел ли он или нет, всетаки показал на примере своего главного героя и его соратников: быть русским и не чувствовать махиныответственности за постижение смысла бытия невозможно. И от этой непосильности чувства ответственности за всё не освободиться русскому человеку никогда.
Виктор Филиппов своей книгой блестяще доказал — талантами русская земля никогда не была бедна. Но, чтобы стать гением, возвысившись над талантами, каковым стал Андрей Тарковский, необходимо приподняться над обыденностью в осмыслении истоков бытия, понять и отразить в своем искусстве суть национального, корень нации, найти путь к Надмирному, преодолеть страхи физического небытия. И, конечно, все эти поиски должны быть интересны многим, должны жечь и мучить души, приводя к катарсису.
И это ещё, наверное, не всё, что должен сделать гений с помощью своего творчества в бренном мире.
… Андрей Тарковский умер 29 декабря 1986 года. Похоронен под Парижем на русском православном кладбище СентЖеневьевде Буа.
Валерий Плющев
|
Деловые новости[2 мая] Акции Кемеровской горэлектросети продают повторно
Рынки/отраслиПоиск по сайту |
 |
|
© Бизнес-портал Кузбасса
Все права защищены
|
Идея проекта, информация об авторах
|
| Разработка сайта ‛ Студия Михаила Христосенко |
