Биография пушкинской сказительницы-няни, незабвенной Арины Родионовны, известной всем, кто когда-нибудь учился в русской школе, вышла в знаменитой молодогвардейской серии ЖЗЛ.

При крещении девочка получила имя Ирина, что с древнегреческого толкуется как «мир», позднее господа переиначили её в Арину (по этому случаю в книге приводятся примеры самых причудливых переименований для служанок со стороны французистых хозяев). 

Няня Пушкина Арина Родионовна Яковлева по мужу Матвеева (вообще-то будущего поэта пестовали несколько нянек) не сегодня стала «историческим» лицом. Стократно прав был И.С. Аксаков, утверждая: «Этим няням и дядькам должно быть отведено почётное место в истории русской словесности». Первое место в этом ряду, конечно, принадлежит героине книги Михаила Филина «Арина Родионовна». Уже при жизни своего воспитанника она приобрела достаточно широкую известность среди пушкинских друзей, которые посвящали ей стихи.

С её влиянием связывают важнейшее в жизни великого поэта: французское воспитание барича, которого из-за бойкого французского говора прозвали в Царскосельском лицее французом, она перебила с помощью русской речи, русского сказочного мира, бесконечной любви к своему «ангелу». По большому счету, Арина Родионовна – не только первая вдохновительница, но и муза великого поэта.

Как до революции, так и после Октября 1917 года существовало и продолжает существовать в новой России  «няневедение» - назовем так эту филологическую страничку. Символом громадного количества  русских нянь сделали именно Арину Родионовну, мифологизировав её образ. Славянофилы и их последователи превозносили роль дворовой крестьянки до небес: дескать, без неё и великого поэта не было бы. Всего один пример. А.И Ульянский в фундаментальном исследовании «Няня Пушкина», изданном Академией наук СССР в 1940 году, писал: «Значение Арины Родионовны для Пушкина исключительно велико».

Западники с родственными им душами умаляли значение няни для творчества поэта: доходило до неприятия её личности, бездоказательного обвинения в алкоголизме и прочих грехах. Няня уже давно стала разменной монетой в культурно-идеологической борьбе, перекинувшейся в новый век. Кто только не писал об Арине Родионовне: при её жизни - князь Петр Вяземский, барон Антон  Дельвиг, Иван Пущин, Анна Керн, Николай Языков, после смерти – Аполлон Григорьев, Иван Аксаков, Федор Достоевский, Марина Цветаева, Семен Франк, Владислав Ходасевич, и многие, многие другие, о многочисленных записных пушкинистах умолчим. И это лишь малая толика тех, кто остро интересовался жизнью и судьбой этой по-своему замечательной русской женщины.

Все разнообразные оттенки отношения к ней приводит Филин в своем биографическом труде, явно разделяя точку зрения почитателей, тех, кто во влиянии няни видит воздействие вдохновляющего и исцеляющего русского народного духа на поэта. 

Судьба и случай распорядилась так, что она, принадлежа к рабскому сословию, заняла особое положение в семье, в сердце поэта (для Пушкина слово «няня» было чем-то вроде имени собственного), а затем и в истории русской литературы. При этом  многодетная няня не могла написать ни слова: время сохранило два её письма «ангелу» Александру Сергеевичу, написанные с её слов. Считается, что это драгоценности русского простонародного слова – оба послания приводятся в книге. Впрочем, в России известны и иные случаи, когда неординарные личности из кабальных выбивались в люди. Историк С. Щеголев назвал таких «неуимчивых» (любимое, между прочим, словечко Арины Родионовны, используемое для характеристики своего подопечного), которым, несмотря на условия несвободы, удалось возвыситься, заняв известное положение, «столбовыми крепостными».

Понятное дело, что от такого человека, как Арина Родионовна, мало что осталось. Из вещей так вообще только единственный ларец деревенского умельца, подаренный ею Николаю Языкову (подлинность изделия некоторыми исследователями оспаривается). Многочисленное потомство растворилось в обществе. Могила потерялась уже через несколько лет после смерти, последовавшей в июле 1828 года, на 71 году жизни – весьма преклонном возрасте для того времени (вот почему Пушкин называл её «голубкой дряхлой»). Даже печальную дату её ухода в мир иной ученые начали уточнять уже в XIX  веке, разыскивали по документам кладбище в Петербурге, на котором она была захоронена: в советское время мемориальная доска была установлена совсем на другом погосте – пришлось убирать.

Вот пример использования биографом словесной формулы, применяемой к некоторым «темным» периодам жизни няни: «Где находилась все эти годы Арина Родионовна, мы не знаем». Это о шести лицейских годах поэта.

Много предположений и гипотез берётся на вооружение автором, опять-таки понятно почему: если о солнечном поэте, о котором, казалось бы, изучено всё вдоль и поперёк,  не всё известно, то в жизни его няни и подавно полно неясного. Вместе с тем, о ней, незаменимой наставнице и врачевательнице «ран сердечных» великого русского человека, написаны пространные научные труды, художественные произведения, она стала героиней романов, пьес, стихов, недавно сооружен памятник – пока единственный, где она сидит рядом со стоящим Пушкиным. Это, скорее, монумент поэту, но думаю не за горами появление памятника собственно няне.

Итак, вышла ещё одна развернутая её биография. Но я давно жду биографических работ (ещё лучше, если они будут жэзээловскими) иных «незнаменитых» представителей из пушкинского окружения. К примеру, можно расписать жизнеописание дядьки Никиты Козлова – помните, который внёс раненого на дуэли поэта в дом и сопровождал тело в Святогорский монастырь. Не хватит фактуры? Есть жанр эссе с догадками и проблемным подходом. А там, может, докопаются до истории его незаконнорожденного сына от крепостной, о котором смутно рассказывается в ряде исследований и мемуаров. Да и незабвенную Наталью Николаевну можно приподнять до «замечательных людей», тем паче, биографий вдовы Пушкина, в числе коих и весьма объёмные, всё прибывает. И не важно, что все написанное горит отражённым светом гения русского слова, совсем  не зря умным человеком было сказано: «Пушкин – это наше всё!»