Не успел в очередной раз написать про кемеровских истуканов, как близ площади Пушкина воздвигли новый монументальный шедевр – Золотую Рыбку. На бульваре, соединяющем площадь Пушкина и площадь Советов, и зовущемся улицей Орджоникидзе, на одной из клумб уже пару месяцев высится стела с условно-обобщенными Пушкинскими Героями (то ли Онегин и Татьяна, то ли Маша и Дубровский, то ли Германн и Лиза; герои получились несколько продувными, а впрочем, я про них уже писал). Теперь в пандан этой стеле соорудили другую – с Золотою Рыбкой. Она вознеслась на гребне стилизованной волны, опираясь на хвостовое оперение, как на Две Огромные Ноги (впрочем, виноват, увлекся, Ноги – это уже из Жуковского). Рыбка раззолочена так, что глазам больно; волна также раскрашена в пестрые, веселые цвета; в целом получилась вполне гламурненько.

Если та же команда зодчих с благословения городских властей лелеет планы украшать веселыми картинками и прочие газоны этого бульвара (свободных осталось четыре), можно навскидку предложить еще несколько пушкинских образов – таких как Моцарт-и-Сальери, Поп-и-Работник или Ученый Кот. Впрочем, особенно актуальной представляется Говорящая Голова из «Руслана и Людмилы» – все-таки главнейшим из искусств у нас сейчас является ТВ, а Пушкин, как видим, предвосхитил и эту напасть.

Но если даже упомянутые зодчие ничего такого не лелеют, концентрация монументов на площади Пушкина и в ее окрестностях все равно уже превысила разумную. Такое столпотворение истуканов мне довелось лицезреть только в славном городе Перми лет десять – и, что интересно, было оно тоже по поводу Пушкина. Был там один мелкий предприниматель, собственно, просто владелец киоска с ширпотребом, с тюремным сроком за плечами и неуемной тягой к прекрасному. Началось с того, что он купил у местного скульптора Уральского бюст Пушкина и установил его на задах своего киоска. Но это бы еще полбеды. Затем в нем проснулись собственные зодческие способности, на которые наложил специфический отпечаток отбытый срок. Сначала он изваял несколько пушкинских героев – русалку, богатырей, Емельку Пугачева; затем пошел далее, и Александра Сергеевича непринужденно окружили гипсовые слоники, тигры и космонавты. Вся эта красота собралась на крохотном пятачке, как в средних размеров гостиной, на одном из пермских проспектов, не в самом центральном районе, но и не в самом захолустном, вроде нашего Ленинского.

Но там это выглядело хоть и убого, но по-своему даже трогательно. У американской интеллектуалки Сьюзен Зонтаг было такое определение понятия кэмп: «это хорошо, потому что это ужасно». То есть настолько всем китчам китч, что как бы уже не китч, а новая эстетическая категория. Про кемеровское столпотворение даже и этого сказать нельзя: просто китч как китч, вполне в духе времени, с блестками и подсветкой – эстетика конфетного фантика или дембельского альбома.

Был такой старый анекдот. Три обитателя необитаемого острова, американец, француз и русский, поймали Золотую Рыбку, она им говорит: ну, господа, быстренько говорите по три желания, вы свободны и я свободна. Американец, недолго думая, просит мисс Вселенную в любовницы, бизнес на миллиард долларов – и, понятно, хочет оказаться дома. У француза запросы старомодней, но изысканней: он желает титул с замком и поместьем, а также кругленькую сумму – справедливо полагая, что с такими достоинствами подругу себе как-нибудь найдет. Ну и, естественно, хочет домой. Все по их слову исполняется, и Золотая Рыбка обращается к русскому: «Ну а тебе что, Ванюшка?» – «Ну что… Давай бочку пива. Давай три кружки. И этих двух уродов – обратно».

Вот  пока у нашего национального героя вкусы столь невзыскательные, он вполне симпатичный персонаж, а как только выбьется в люди – глаза бы не глядели. Недаром, как только Иван-дурак завладевает царской дочерью и полуцарством в придачу, сказка тут же с ним расстается.        

Впрочем, гипсовые статуи 1930-50-х годов тоже когда-то казались нестерпимым китчем, а теперь вызывают ностальгическое умиление. Может статься, лет через пятьдесят такая же участь постигнет и нашу Золотую Рыбку – если она до той поры доживет. Но в любом случае эти гламурные радости куда уместней смотрелись бы в новых каких-нибудь районах, на фоне офисов и торговых центров, облицованных новомодным сайдингом. У нас же их почему-то норовят запихать во вполне законченный ансамбль старого центра, где уместно смотрелись бы разве что прежние гипсовые статуи. Как писал по сходному поводу поэт: «Не надо улиц переименовывать – постройте новые и назовите».          

Впрочем, и из Золотой Рыбки в центре столицы угольного края можно извлечь какую-нибудь мораль. Первым делом на ум приходит недавнее высказывание Амана Тулеева: «Первую встречу Дмитрий Анатольевич Медведев провел с рыбаками Мурманска. Ну, это все равно, что шахтеры». Кузбасский губернатор в глубине души неравнодушен к мифологии – об этом мне уже доводилось писать. В данном случае, по-видимому, имеется в виду, что и рыбаки, и горняки ищут свою добычу в недрах – а морских или земных, не так уж и важно. В этом контексте Золотая Рыбка выступает олицетворением таких спрятанных в недрах сокровищ. На эту тему можно привести сразу несколько мифов: скажем, у канадских индейцев цимшиан имеется цикл сказаний о Медном Лососе, есть похожий мотив и в финской «Калевале». Новгородского былинного героя Садко наделяет богатством Морской Царь, причем в былине этой также немало теллурических мотивов – например, спор о том, что обладает большей ценностью, золото или железо.

Столице угольно-металлургического края, на первый взгляд, больше приличествует честный чугун. «Не нужно золота ему, когда простой продукт имеет». Но, с другой стороны, сибирская золотая лихорадка также начиналась в наших местах. Золотая Рыбка – лишнее напоминание об этом сомнительном счастье.     

Возвращаясь к теме столпотворения – если в центре Кемерова монументы будут размножаться такими темпами, то вскоре старый центр будет напоминать Вашингтон или Киселевск. Впрочем, в нашем городе есть еще одно место, столь же облюбованное истуканами – это Красная Горка. После того, как там появился Неизвестный шахтер работы Неизвестного, старые памятники – обелиск в честь открытия Михайлы Волкова и прежнюю статую шахтера перенесли поближе к зданию музея (известному как Дом Рутгерса, хотя справедливей было бы – Дом Федоровича). Там же недавно появился монумент в честь св. Варвары, а к нынешнему Дню Шахтера обещали открыть еще и памятник Коногону. Добавим еще образчики горнодобывающей техники под открытым небом – все эти экскаваторы и угольные комбайны сразу же приводят на ум Парк юрского периода. Все это собрано в одном месте, так что в глазах рябит. Плюс многочисленные архитектурные памятники, плюс Горелая гора и Каменная пристань, плюс обещанная музеефицированная штольня…

Когда-то мне доводилось писать, что истуканы во всем мире по сравнению с живыми людьми – истинные граждане Вечности. Но только не у нас в отечестве, где их свергают, воздвигают и переносят в каждое новое правление. Теперь выясняется, что нашим истуканам свойственна не только повышенная динамика, но и повышенный коллективизм, желание сбиться в кучку. А как его трактовать, как традиционную соборность или низменный стадный истинкт – это уж решайте сами.